Заман догадывается, над чем мы смеемся, и опять вытирает нос, на этот раз платочком. Что ни говори, ребенок и есть ребенок, что с него спросишь!
Наконец все деревца посажены. Их уже нельзя отличить от тех деревьев, которые росли здесь раньше.
Мы стоим возле молодых яблонек. Я считаю: одна, две, три, четыре, пять. Всего пять деревьев. Про себя думаю: «Одно дерево — папе, второе — маме, это — Оксане, а вот это — мне. А пятое кому?»
— Кому же достанется пятая яблоня? — спрашиваю я.
— Как — кому? — улыбается мама.
— Четыре яблони нам четверым, а пятая кому?
Мама перестает улыбаться и отвечает мне серьезно, как будто немного сердится:
— Не привыкай, мой сын, делить. Все это наше, общее. Вот и большой сад на Бычьем лугу — тоже наш общий сад.
— Этот сад не только ваш, тетя Кюнбике, его сажала и моя мама, — говорит Марат, — и я там посадил четыре дерева.
— Потому я и говорю, что это наш общий сад. Сад колхоза.
Оксана ласково теребит мамины пальцы.
— Мама… — говорит она.
— Что, доченька? — Мама нагибается к Оксане.
— Пусть это будет не вправду, а шутя… Кому достанется пятая яблоня?
Мама обнимает Оксану:
— Если уж и дочке моей хочется поделить, хоть и не вправду, а шутя, то скажу: пятая яблоня будет для приезжего гостя. Хорошо?
Ну конечно! Как это я сам не догадался! Мы сейчас живем втроем, а стульев у нас пять. Чашек — двенадцать, тарелок и ложек — еще больше. Для кого же все это? Теперь-то я понимаю — для гостей! Мы очень любим, когда приходят гости. Недавно дедушка Мансур сказал: «Кто не видит в своем доме гостя, тот не знает радости».
— А теперь идите играйте, — говорит мама. — Большое спасибо вам, дети, за помощь!
— Тетя Кюнбике, и мне спасибо, да? — спрашивает Заман.
— Заману самое большое спасибо! — говорит мама, целуя его. — Ты очень хорошо работал сегодня, Заман!
— Да! — важно соглашается Заман.
Перед тем как выйти ив сада, я побежал посмотреть на свою березу. Возле нее еще не просохла вода. Там, под водой, находится мой дворец сокровищ. Ничего не поделаешь, теперь придется ждать, когда сойдет вода.
Еще раз я остановился возле посаженных нами яблонь, выбрал самую красивую яблоньку и решил про себя: «Это будет Оксанина яблонька». И чуть-чуть погладил ее. В воротах я догнал Оксану и всех ребят. Мы взялись за руки и побежали по переулку дедушки Тимербулата на Полевую сторону. Полевая сторона — это большой выгон за нашей усадьбой. Летом там пасется молодняк — телята, ягнята, жеребята. Когда мы были уже далеко, я обернулся и увидел маму — она стояла у ворот, опираясь на лопату, и смотрела нам вслед.
— Стадо идет!
С горы Казангул спускается стадо и поворачивает на улицу. Впереди бегут козы, за ними, толкаясь, спешат овцы.
Вот как мы заигрались на Полевой стороне — уже стадо возвращается!
Мы побежали домой.
Наши ворота открыты. Они всегда широко открыты в то время, когда приходит стадо. Я и Оксана вбегаем на крыльцо, и что же мы видим? На крыльце, у самой двери, стоит палочка. Черная, деревянная, с медным наконечником. Чья же это палочка, как вы думаете? Палочка бабушки из Тимертау, вот чья!
Нам так захотелось скорей увидеть бабушку, что мы не стали трогать палочку и вбежали в дом.
Бабушка наша в красивом красном камзоле уже сидела за столом. Оксана и я повисли у нее на шее — ведь мы не видели бабушку с самого мартовского праздника!
— Здравствуйте, мои дорогие, мои умники! — говорит бабушка и вынимает из кармана два яичка.
Она дает нам по яичку, потом достает что-то завернутое в бумагу. Нам очень интересно, что там, в бумаге. Бабушка разворачивает сверток — в нем оказываются маленькие птички из теста. Вместо глаз у птичек — ягоды черемухи. Таких жаворонков умеет печь только бабушка. Мы с сестрой получаем по две птички и, усевшись на сундук, сразу откусываем им хвосты. Я съедаю своих птичек быстрее, чем Оксана. Мама и бабушка с улыбкой смотрят на нас, переглядываются, потом мама уходит в комнату за перегородку. Она возвращается оттуда очень скоро, держа что-то за спиной.
— Это кому? — спрашивает мама, кивая головой в левую сторону.
— А что там, мама?
— Сами увидите, — говорит бабушка. — Отвечайте скорей.
У меня даже дыхание захватывает: что это может быть у мамы?
— Говори ты, Оксана: это кому? — переспрашивает мама.
— Ямилю!
— А в той руке — Оксане! — выпаливаю я.
Мама тут же протягивает нам по паре новых кожаных башмаков.
— Это принесла вам бабушка в подарок к майскому празднику, — радостно говорит мама. — Скажите спасибо.
Мы сразу поворачиваемся к бабушке и вместе говорим:
— Спасибо тебе, бабушка!
Мама берет у меня из рук один башмак и показывает бабушке подошву:
— Они сделаны в Москве! Видишь: «Москва, фабрика „Парижская коммуна“».
Мама возвращает мне башмак. Ох, если бы вы видели эти башмаки! Я в своей жизни не видел более красивых. Блестящие, желтые, кожаные, с красными кисточками! Вот это башмаки так башмаки!
— Ну-ка, дети, наденьте их. Подходят ли они? — говорит бабушка.
Мы торопливо снимаем старые башмаки.
— Подождите, — останавливает нас мама, — пусть уж все будет новое. Там, на крыльце, стоит таз с водой, помойте ноги и наденьте новые чулки.
Держа в руках башмаки, мы выходим на крыльцо, садимся на ступеньку и опускаем ноги в таз.
— Когда мы будем большими, мы купим бабушке теплые, мягкие туфли. Ладно, Ямиль? — говорит сестренка. Она надела свои башмаки на руки и разглядывает их. — Смотри, смотри, как красиво!