Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. К - Страница 199

199

9 июля.

Утро, солнце, широкие разливы Бум-чая. Надежды и нетерпение, скопившиеся за ночь, рвутся теперь наружу. Снова сладостное чувство встречи с утренним лесом: никогда бы его не терять, только бы не терять…

Снова все ново и незнакомо, снова все, как в первый раз. И каждый шаг — как открытие. Идешь сквозь утренний зеленый мир, ликующий и изумленный.

Радость рождает силы; все становится просто, все легко. И наполнено смыслом каждое мгновение твоего бытия.

С наслаждением продираешься сквозь кусты — это ликует зверь, сидящий в тебе. Затаив дыхание, смотришь с обрыва вниз: это птица, скрытая в нас, волнуется перед взлетом. Мы любим греться на солнце, словно ящерицы, и плескаться в воде, как рыбы. Древние голоса наших предков звучат в нас и ныне, тешатся в нас их бессмертные гены. Мы всё вобрали в себя и мы сами — во всем.

Бурый зайчишка замелькал у кустов ежевики, но перед тем как нырнуть в них — остановился. Встал столбиком, лапки крестом на пузечко, уши торчком. А уши-то грязные и немытые! И одно даже порвано: орел или лиса зайцу уши надрали за неосторожность.

Зашевелился у ноги желтопуз-глухарь — большая безногая ящерица. По виду толстый и неуклюжий, он неожиданно быстро втянулся в нору — еле успел схватить за хвост. И теперь чувствую, как он выкручивается и выворачивается, как упирается изгибами тела в стенки норы, как напрягается весь до дрожи. Пусть знает, как опасно оставлять хвост снаружи: а если б это не я, а лисица? А то спрятал голову, словно страус, и успокоился. Беда ему с таким длинным телом и с таким коротким умом…

Травяные солнечные поляны, колючие кусты ежевичника, рощи высоких деревьев, обрывчики берегов, полу пересохшие русла. И постепенно проникаешься тем, что называют «ощущением места». Каждое место рождает свои ощущения. У каждого свои «наборы» запахов, звуков, красок и силуэтов. Свои волнения и радости, свое особое настроение. Но в каждом месте есть что-то самое главное: в одном месте это цвет, в другом — запах. Как главная памятная зарубка: вспомнил место — вспомнил и цвет, вспомнил запах — вспомнил и место.

Тут ощущение зноя. Печет так, что мурашки по телу. Камни в русле полиловели и светятся. А небо выцвело, высохло и шелушится. На пыли у ног извилистый след змеи. След довел до дерева и исчез. Над головой в переплетении жестких ветвей темнеет длинное тело. Опять желтопуз! Вот тебе и увалень — на дерево вполз. А зачем?

Дерево зашлось цикадами — кажется, каждый листик его стрекочет. Уж не за ними ли охотится желтопуз? Что он нашел в этих пустышках, похожих на скрипучие катышки целлофана?

Желтопуз не спеша переползает с сучка на сучок, выставляя тупой чешуйчатый нос то справа ствола, то слева. Лениво моргает и смотрит вниз удивительно доверчивыми и добродушными глазами. И по глазам видно, что это не змея, а ящерица и что ей наверху страшновато.

Влезть-то влез, а вот вниз, похоже, ему не сползти. Так и есть: сорвался и брякнулся о тропу. Нет у него змеиной гибкости и цепкости. Хорошо еще, что не в воду, а то сразу пошел бы на дно, пуская пузыри, как пустая тонущая бутылка…

Когда долго живешь один, обостряется внимание к мелочам. Невольно начинаешь «мелочиться». Но «мелочи» приучают к порядку. И дико тебе: как это другие так громко топают, разговаривают и замечают вокруг только то, что само им лезет в глаза. Они еще на сжились с лесом, они пока еще слышат только себя.

Сколько в траве кузнечиков! Они разлетаются с треском, словно искры костра. Сезонное блюдо всех ползающих, бегающих и летающих. Один только черный аист сотнями их глотает. Но «сезонное блюдо» не унывает: скачет и бойко топочет ножками. А что ему остается делать?

13 июля.

Черный кот перебежал дорогу — вот это удача! Наслышан, что в здешних лесах живут особые дикие коты — черные. Наверное, меланисты. Встретить такую редкость, — конечно, удача.

Когда природа недодает зверю пигмента, зверь становится. белым — альбиносом. А если передаст — зверь станет черным, меланистом. И альбиносы и меланисты большая редкость. На воле трудно им уцелеть, природа не любит отступлений от положенного стандарта.

Один знакомый охотник увидел как-то на тяге белого вальдшнепа. Послушали бы вы этого всегда сдержанного и молчаливого человека, — он захлебывался, как мальчишка! и все боялся, что ему не поверят или подумают, что он этим хвастает. А он очень хотел, чтобы и слушатели испытали то восхитительное потрясение, которое обрушилось на него при виде чудо-птицы. Своими глазами он увидел легенду и сказку: раньше байки о белых вальдшнепах были для него такими же смутными и расплывчатыми, как рассказы о леших и чудиках. И вот он — воочию!

Теперь охотник больше всего боялся, как бы какой-нибудь бахало не убил его сказку. Подолгу — без ружья! — стоял он на вальдшнепиных тягах, надеясь снова увидеть белую птицу. Но не увидел.

Но сказка уже вошла в его жизнь, и он не мог больше смотреть на лес только охотничьим взглядом добытчика. Что-то новое открылось ему в лесу, а скорее, в самом себе.

К сожалению, его не хватило еще на один шаг, он так и не смог понять, что и самый обычный буренький вальдшнеп такая же удивительная сказка леса. И что дико палить в нее из ружья.

В общем-то, жизнь альбиносов — это трагическая жизнь всех «белых ворон»; их преследуют даже свои же сородичи. Ты не как все, ты не похож на нас — стало быть, ты чужой. Или будь как мы, не выделяйся, или мы изгоним тебя.

Меланистам, наверное, легче — хотя бы уж потому, что им проще укрыться от глаз.

199