— Ну и что ж! — Генка молодецки тряхнул головой. — Я ведь в разведчики ухожу. Пусть варят другую говядину… — и самодовольно захихикал.
Миша жевал мясо, разрывая его зубами и руками. Ну и шляпа Генка! Влетит ему от отца. Папаша у него сердитый — высокий, худой машинист с седыми усами. И мама у него не родная, а мачеха.
— Знаешь новость? — спросил Генка.
— Какую?
— Так я тебе и сказал!
— Дело твое. Только какой же из тебя разведчик? Там ты тоже будешь все от меня скрывать?
Угроза, скрытая в Мишиных словах, подействовала на Генку. Теперь, после похищения мяса, у него одна дорога — в разведчики. Значит, надо подчиняться.
— Сейчас у нас был один мужик из Носовки, говорит, что банда Никитского совсем близко.
— Ну и что же? — яростно разжевывая мясо, спросил Миша.
— Как — что? Они могут напасть на Ревск.
Миша расхохотался:
— И ты поверил? Эх ты, а еще разведчик!
— А что? — смутился Генка.
— Никитский теперь возле Чернигова. На нас он никак не может напасть, потому что у нас гарнизон. Понятно? Гар-ни-зон.
— Что такое гарнизон?
— Гарнизон не знаешь? Это… как бы тебе сказать… это…
— Тише! Слышишь? — прошептал вдруг Генка.
Миша перестал жевать и прислушался. Где-то за домами раздавались выстрелы и тонули в синем куполе неба. Завыл на станции гудок. Торопясь и захлебываясь, затараторил пулемет. Мальчики испуганно притаились, потом раздвинули листву и выглянули из шалаша.
Дорога на Носовку была покрыта облаками пыли, на станции шла стрельба, и через несколько минут по опустевшей улице с гиком и нагаечным свистом пронеслись всадники в барашковых шапках с красным верхом. В город ворвались белые.
Миша спрятался у Генки, а когда выстрелы прекратились, выглянул на улицу и побежал домой, прижимаясь к палисадникам. На крыльце он увидел дедушку, растерянного, бледного. Возле дома храпели взмыленные лошади под казацкими седлами.
Миша вбежал в дом и замер. В столовой шла отчаянная борьба между Полевым и бандитами. Человек шесть повисло на нем. Полевой яростно отбивался, но они повалили его, и живой клубок тел катался по полу, опрокидывая мебель, волоча за собой скатерти, половики, сорванные занавески. И только один белогвардеец, видимо главный, стоял у окна. Он был неподвижен, только взгляд его неотрывно следил за Полевым.
Миша забился в кучу висевшего на вешалке платья. Сердце его колотилось. Сейчас Полевой встанет, двинет плечами и разбросает всех. Но Полевой не вставал. Все слабее становились его бешеные усилия сбросить с себя бандитов. Наконец его подняли и, выкрутив назад руки, подвели к стоявшему у окна белогвардейцу.
Полевой тяжело дышал. Кровь запеклась в его русых волосах. Он стоял босиком, в тельняшке. Его, видно, захватили спящим. Бандиты были вооружены короткими винтовками, наганами, шашками; их кованые сапоги гремели по полу.
Белогвардеец не сводил с Полевого немигающего взгляда. Черный чуб свисал из-под заломленной папахи. В комнате стало тихо, только слышалось тяжелое дыхание людей и равнодушное тиканье часов.
— Кортик! — произнес вдруг белогвардеец резким, глухим голосом. — Кортик! — повторил он, и глаза его, уставившиеся на Полевого, округлились.
Полевой молчал. Он тяжело дышал и медленно поводил плечами. Белогвардеец шагнул к нему, поднял нагайку и наотмашь ударил Полевого по лицу. Миша вздрогнул и зажмурил глаза.
— Забыл Никитского? Я тебе напомню! — крикнул белогвардеец.
Так вот он какой, Никитский! Вот от кого прятал кортик Полевой!
— Слушай, Полевой, — неожиданно спокойно сказал Никитский, — никуда ты не денешься. Отдай кортик и убирайся на все четыре стороны. Нет — повешу!
Полевой молчал.
— Хорошо, — сказал Никитский. — Значит, так? — Он кивнул двум бандитам.
Те вошли в комнату Полевого. Миша узнал их: это были мужики, которые кололи у них дрова. Они все переворачивали, бросали на пол, прикладами разбили дверцу шкафа, ножами протыкали подушки, выгребали золу из печей, отрывали плинтусы. Сейчас они пойдут в Мишину комнату… Преодолев оцепенение, Миша выбрался из своего убежища и проскользнул в зал.
В темноте на потертом плюше дивана, под валиком, Миша нащупал холодную сталь кортика. Он вытащил его и спрятал в рукав, крепко зажав в кулаке рукоятку кортика.
Обыск продолжался. Полевой стоял, наклонившись вперед, с выкрученными назад руками. Вдруг на улице раздался конский топот. На крыльце послышались чьи-то быстрые шаги. В дом вошел еще один белогвардеец, подошел к Никитскому и что-то тихо сказал ему.
Никитский секунду молчал, потом нагайка взметнулась:
— На коней!
Полевого потащили к сеням. И вот, когда Полевой переступал порог, Миша нащупал его руку и разжал кулак. Рукоятка коснулась ладони Полевого. Он притянул кортик к себе и вдруг взмахнул рукой и ударил переднего конвоира в шею. Миша бросился под ноги второму, тот упал на Мишу, а Полевой прыгнул из сеней в темноту ночи…
Но Миша не знал, удалось скрыться Полевому или нет. Удар нагана обрушился на его голову.
Миша лежал в кровати, прислушиваясь к отдаленным звукам улицы, доходившим до него сквозь чуть колеблющиеся занавески.
Идут люди. Слышны их шаги по деревянному тротуару и звучная украинская речь… Скрипит телега… Мальчик катит колесо, подгоняя его палочкой. Колесо катится тихо, лишь постукивает на стыке…