Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. К - Страница 94

К оглавлению

Димка вскочил весь красный. Маленькие серые глазки метались из стороны в сторону.

— Ничего я по ней не сохну! — закричал он свирепо.

Нюся Беленькая сидела опустив ресницы, такая же красная, как и Димка.

— Врет она! Ничего я по ней не сохну! — повторил Димка с еще большим остервенением.

Председатель остановился над ним:

— Ну-ка… Вот что: выйдите-ка на минуту.

Димка выбежал из комнаты. За ним, семеня тонкими ножками, вышла Нюся. Женя снова сел за столик.

— Черт!.. Вот задача! — Он повернулся к девочке: — Послушай!.. Как тебя!.. Ты уверена, что он именно… это… сохнет?

— Угу, — сказала девочка. — Весь класс знает.

— Да-а… — Женя подумал немного, теребя кончик носа. — Как же быть? А?.. Если б он из хулиганства ее лупил, можно было бы ему всыпать. А тут — дело другое. Тут…

— А нам-то что? — сказал Грицина. — Сохнет не сохнет — все равно морду бьет.

Зоя проговорила очень серьезно:

— Нет, Грицина. Это, знаешь, формальный подход. Перед нами живой человек все-таки. и может, он даже страдает, товарищи.

Оля наконец вынула изо рта платок, положила его на стол и скомкала двумя руками.

— Меня интересует один вопрос, — заговорила она медленно, не поднимая глаз. — Выходит, что если тебе кто-нибудь не нравится и ты его изводишь, то тебя за это накажут. Если же тебе нравится кто-нибудь, так издевайся над ним сколько хочешь, и тебя же за это пожалеют. Странно очень!

Председатель слегка покраснел:

— Ничего нет странного. Тут нужно учитывать психологию.

— Интересно! Какая же это психология!

— А такая: человеку нравится девочка. Он не решается ей об этом сказать, ну и…

Он запнулся. Зоя помогла ему:

— Понимаешь, он не решается ей сказать, но ему хочется обратить на себя внимание. Понимаешь?

— И колотит?

— Да. Но не из хулиганства, а чтоб обратить внимание.

Оля встала и в упор посмотрела на Женю:

— Дайте мне слово, товарищ председатель.

— Бери, кто его тебе не дает!

— Вот что я скажу. Рожков у нас не единственный. Вот… У нас много на него похожих… И даже в десятых классах есть. И я считаю, что Рожкова и ему подобных нужно судить товарищеским судом, как сказала Зоя… Потому что это безобразие! Никто не виноват, что им самолюбие не позволяет вести себя по-человечески. Будь моя воля, я бы этого Рожкова из школы выгнала… Они воображают, что никто ничего не знает. Нет! Простите Женечка! О Рожкове она говорит, что все знают, и о других тоже все знают. и, пожалуйста, избавьте нас от таких…

Снова наступило молчание.

Лицо председателя было в тени, а уши, сквозь которые просвечивало солнце, горели, как два светофора.

— Ничего не понимаю, — забормотал он. — Наговорила, наговорила, а чего наговорила, сама не разберет.

— Разберу великолепно! И ты разберешь, — буркнула Оля и опять вцепилась зубами в платок.

— Какие-то обобщения… которые никому не нужны… Говорила бы конкретно, что делать с Рожковым.

— Я знаю, что делать, — сказала Зоя. — Нужно, товарищи, не администрировать, а создать условия для нормальных дружеских отношений.

— Валяйте. Создавайте, — пожал плечами Грицина.

— Конкретно: нужно Беленькой и Рожкову дать совместную работу.

— Правильно, — сказал председатель.

— Бесполезно, — сказала Оля.

— Почему бесполезно? Общая работа всегда сближает.

— А я знаю, что бесполезно!

Председатель повернулся к ней и почти закричал:

— Вот что, Смирнова! Хочешь говорить, так говори прямо. Понятно?

— Я и так прямо говорю.

— Конкретно: какую работу дадим?

Грицина потянулся и зевнул:

— Дать им написать лозунги к Первому мая.

— Нельзя, — сказала Зоя. — Нужна творческая работа.

Они помолчали и стали думать. Председатель грыз ноготь.

Грицина рассматривал свои большие, измазанные чернилами кулаки. Оля широко открытыми злыми глазами смотрела перед собой, прижав ко рту платок. Так прошло минуты две.

— Ничего я по ней не сохну, — раздалось за дверью.

Послышался звук затрещин — одной, другой, третьей, затем приглушенный писк. Учкомовцы повскакали со своих мест. Один стул полетел на пол.

— Рожков! Опять! — заорал Женя. — А ну-ка, войдите сюда.

За дверью все стихло.

— Войдите сюда, я вам говорю!

Дверь открылась. Вошла Нюся, красная и взъерошенная. Она держалась рукой за затылок.

— А где Рожков?

— Убёг, — тихо ответила Нюся. — То есть он убежал.

— Он опять колотил тебя?

Нюся быстро отняла руку от затылка.

— Я спрашиваю: он опять тебя ударил?

Нюся подумала немного, опустив глаза.

— Не!.. — коротко ответила она.

…В светлой читальне было тихо и пусто. Девочка, трудившаяся над стенгазетой, встала из-за стола, потянулась и, подойдя к подоконнику, села на него. Болтая ногами, мурлыча какую-то песенку, она смотрела вниз, на теплый, тихий переулок. Крыши домов были уже совершенно сухие, но на мостовой между голубоватыми, розоватыми и серыми булыжниками еще чернела сырая земля.

Вот из дверей школы вышли Зоя и Грицина. Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

Вот выбежала Нюся. Она весело поскакала по тротуару на тонких прямых ногах.

Вот вышли Оля в сером пальтишке и долговязый председатель в черном костюме. В каждой руке он держал по портфелю. Они остановились, поговорили немного и медленно побрели по чистому тротуару, обходя маленькие подсыхающие лужи. Два портфеля поочередно хлопали председателя по длинным ногам.