Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. К - Страница 234


К оглавлению

234

Только бы не забыть. Дней и ночей в тростниках и тишины, от которой в ушах шумит. Словно приложил к уху раковину, огромную, как это небо. И слышишь шум всей земли.

Мы от мира сего, и все в нем касается нас. Мы во всем, что вокруг, и все — в нас. Только бы не забыть…

Семь черных туш неслышно прошли по песку и скрылись в крепь. На сером песке остались вмятины, в них нацеживается вода. Чиркаю спичку, и рука вместе с огнем помещается в отпечатке копыта! Нет, тот, убитый, был еще не кабаний царь. Вот он, царь тростников, он уцелел. Он останется сторожить эти тростниковые крепи — их раб и владыка. С ним я оставлю и частицу себя.

Только бы не забыть…

Сколько раз я повторяю это? Повторял и тогда, когда жил на земле… без земли.

ПЕСКИ

В здравом уме и твердой памяти говорю: пустыня — интересная земля, прекрасная земля. Хоть земли там и нет.

Земля без земли, земля без воды, земля без травы. И если уж сравнивать земные ландшафты с далекими планетами, то пустыня для этого подходит больше всего. Все вокруг незнакомо и непривычно: под ногами не земля, а песок, в руслах рек не вода, а камни. Озера исчезают на лето, дожди высыхают, не долетев до земли. И снег не тает, а испаряется. Леса без прохлады, без тени, без листьев. Болота покрыты не мхом, а солью. Ветер не освежает, а сушит. И лучшей погодой в пустыне считают пасмурную. И солнце, великое солнце, которое всюду рождает жизнь, в пустыне убивает ее!

Адская жизнь на раскаленной сковороде. Но жизнь! И жизнь удивительная, какой нигде больше нет, — жизнь на песке.

Инопланетные существа. Ящерицы, ныряющие в песок, змеи, плавающие в песке. Птицы, живущие под землей, и звери, летающие по воздуху. Одни пьют… траву и воздух, другие совсем не пьют. Одни непрерывно едят, другие могут не есть по году.

В пустыне можно встретить обитателей тропиков: удава, гиену, гепарда, дикобраза и медоеда. Разве этого мало, чтобы поехать в пустыню? Пустыня поймала меня в капкан — спасибо за это ей!

С чего же все началось?

Началось с каракала — пустынной рыси. В детстве я увидел ее на рисунке Я смотрел на большую стройную кошку так же, как смотрел на изображения слонов и львов: все это было где-то далеко, недосягаемо, сказочно — за морями и за горами. Позже я увидел каракала в клетке и узнал, что этот прекрасный зверь, оказывается, обитает и у нас в стране, в пустынях нашего юга! Но прошло еще много лет, прежде чем я смог побывать на его родине. За эти годы пустынные рыси стали такими редкими, что даже зоологам стали казаться сказочными. И надо было поторопиться, чтобы их увидеть.

Вечно это рассудительное — «а зачем?».

Зачем тебе каракал? Интересный представитель кошачьих — говорят зоологи Пушнина! — говорят охотники. Редчайшее исчезающее животное! — волнуются натуралисты. Вот и пусть волнуются натуралисты, пушники и зоологи. А нам-то зачем каракал?

Вот это я и хотел понять. Нужен ли он всем тем, кто не собирается писать о нем научных статей и не станет сдирать с него шкуру?

И повел меня каракал в пески…


Пустыня покорила окончательно и навсегда — стоило только ее увидеть. Желтое и голубое! Бескрайнее голубое небо, нескончаемые желтые пески.

Я радовался непохожести этого мира на все, что до этого видел. Все вокруг было другое и все в первый раз!

Непохожесть тоже уже вымирает, как вымирает нетронутость… Одинаковость вытесняет разнообразие.

Мы осушаем болота и обводняем сухие пески. Срываем горы и засыпаем впадины. Прореживаем густое и заполняем пустое. Создаем очень удобную в обиходе и очень скучную в жизни одинаковость. И вот уже реклама обещает туристам: «Удобства, комфорт! Вы везде будете чувствовать себя, как дома». Но зачем ехать, если «везде, как дома»?

Человеку нужен весь мир. И именно потому, что он, мир, очень разный! А вот станет везде одинаковым — и можно сидеть на месте.

Апрель — я укладываю рюкзак. Больше всего я боюсь расспросов — как объяснишь, почему ты едешь в пески, где ни моря, ни фруктов, ни овощей? Где в одних очках и то уже нестерпимо жарко? Слава аллаху, никому до меня дела нет. А свои домашние давно привыкли.

Пустыня манила своей непонятностью. Нет воды, а жизнь есть. В очках жарко, а ходят в ватных халатах и меховых шапках. Пекло, а пьют горячий чай! А гиены, гепарды и каракалы — чем не Индия или Африка?

Так я когда-то распалял себя и — молча! — оправдывался перед другими. И собирал рюкзак.

Я не боялся разочароваться в пустыне. Хотя бы уж потому, что меньше всего хотел увидеть то, о чем уже знал. Я жаждал увидеть еще никем не описанное, свое. Ведь кроме пустыни вообще есть еще и моя пустыня. На встречу с нею я и спешил.

Каждый рассказчик в рассказе своем сжимает время, отбирает самое интересное и значительное. Но жизнь в пустыне — это не чтение книги. Жизнь не книга, где на каждой странице захватывающие события. Будет много дней тягучих, пустых и скучных. И надо научиться терпеть и ждать.

А мне не терпелось увидеть Невиданное. Я знаю, что и там будут дни и ночи, то ясные, то пасмурные. Как всегда. Но не как везде! В пустыне по-особому будет всходить и садиться солнце, другие там будут дни и ночи, а шум саксаульников совсем не похож на шум березовой рощи или соснового бора.

Затаскиваю в купе свои набитые рюкзаки. Сосед сразу спрашивает:

— Куда?

— В пески.

— В пустыню? — И с удовольствием вспоминает: — Брата тоже раз посылали. Так он там первый год одну воду пил. И ничего не ел. Тетка, его хозяйка, не успевала чайники кипятить. Отощал — думали, помрет. Спасибо, тетка заставила пить молоко с перцем. И все равно чуть не помер.

234