Библиотека мировой литературы для детей (Том 30. К - Страница 29


К оглавлению

29

— Забежал я в ту хату, вижу — лежит на полу убитая женщина. Возле нее маленькая девочка плачет. Остановился я. Сам еще не знаю, что делать, а руки мои уже подняли девочку и к груди прижимают. А она вдруг и говорит мне: «Папа!» Вижу, за отца меня приняла — он, наверно, тоже был на фронте. Ну, думаю, судьба ей быть моему Ямилю сестренкой…

Оксана прижала к груди руки:

— Это была я?

Папа ласково посмотрел на Оксану:

— Это была ты, дочка… Но слушайте, дети, дальше. Я поднял у печки уголек, написал на стене свой адрес, завернул дочку в шинель и побежал догонять товарищей… После боя командир разрешил мне отвезти дочку в город, где был детский дом. Тогда же я написал письмо маме, чтобы она приехала за Оксаной. Только через несколько месяцев мама смогла поехать в дальний путь… Ты помнишь, Ямиль, тот день, когда мама привезла тебе сестренку?

О, еще бы я не помнил этот день!.. Я помнил все. Но я боялся упустить хоть одно слово из папиного рассказа.

— Три дня назад я говорил вам о письме. Оно было от дяди Петра. Оксанин папа, наш дорогой гость и брат, сегодня сам приехал к нам, — дрогнувшим голосом закончил мой папа и снова откашлялся, как будто что-то застряло у него в горле.

Мне почему-то захотелось громко заплакать, но Оксана вдруг тихо шепнула:

— Я говорила тебе, Ямиль, что у нас была еще одна мама! И вот еще один папа приехал к нам теперь. Мой папа!

Вдруг дядя Петро своими сильными руками поднял нас с Оксаной и крепко прижал к груди.

— Ямиль, сыночек… Дети мои… — прошептал он, приникая к нам лицом.

Тогда я понял, что и правда он дорогой гость в нашем доме.

Последние три дня

Я сразу полюбил дядю Петра. Хороший человек наш дядя Петро! Он часто сажает меня и Оксану на плечи и носит по двору. Мы немного боимся, когда он быстро бегает, но все равно смеемся. В нашем доме нет такого большого человека, как дядя Петро. Когда он входит в сени, то наклоняется, чтобы не ушибить о притолоку голову. Его каждый кулак ничуть не меньше большого мяча Замана. Вот ведь какой наш дядя Петро! Богатырь! Так говорит о нем дедушка Мансур.

Только бабушка что-то гостем недовольна. Она все бормочет свое.

— Больно уж непоседа, — говорит она. — Сидел бы себе спокойно дома, отдыхал бы да угощался. А он где только не был! Весь колхоз обошел!..

Бабушка правду говорит: где только не побывал дядя Петро! И всюду брал с собой меня и Оксану.

Перво-наперво мы были у родника дедушки Батырши. От родника пошли в поле, где мамина бригада молотила пшеницу. Дядя Петро немного посмотрел, потом быстро забрался на молотилку и начал подавать в барабан снопы.

Мы с Оксаной стояли в стороне, у большого скирда соломы.

— Затосковали руки солдата по работе, ой затосковали! — сказал один дядя, который вилами кидал на скирд солому.

— Это правда, — согласился и другой дядя, в солдатской гимнастерке.

Когда наступило время обеда и молотилка перестала работать, дядя Петро подошел к нам. Он весь был в пыли, только зубы его стали белее.

В этот день мы все трое побывали еще у папы, на скошенном лугу, около его табуна. Добрая улыбка осветила лицо гостя, когда он увидел коней. Он был очень доволен нашими конями.

Говорю же, не осталось ни одного места, где бы мы не побывали. Мы зашли в огород, потом на пасеку; на обратном пути были в том большом овраге, где из глины делают кирпичи и горшки.

Дяде Петру очень понравился наш аул, глядел он на него и не мог наглядеться.

А люди повсюду встречали его словами: «Добрая встреча, брат!» — и долго держали и трясли ему руки. А старухи хлопали по спине. Старые бабушки всегда так: хорошим людям сначала руки жмут, потом по спине хлопают.

Скажите, если бы дядя Петро не был дорогим гостем, разве люди так встречали бы его, а?

Больше всего понравилась дяде наша кузница. Мы туда три раза ходили. В кузнице работают два кузнеца — два Габи: одного зовут Толстый Габи, другого Тонкий Габи. Оба Габи быстро подружились с дорогим гостем — говорят не наговорятся.

Каждый раз, когда мы бывали в кузнице, дядя Петро, засучив рукава, брал большой молот, величиной с мою голову, бил этим молотом по красному, раскаленному железу, и железо становилось тоненьким, как блинчик.

— Вот это кузнец так кузнец! — говорит Тонкий Габи Толстому Габи. — Вот у кого силища!

В этой кузнице мы с дядей Петром сделали мне железный ножик, а маме новую кочергу. Лишь Оксане мы ничего не смогли смастерить. Да в кузнице просто невозможно сделать куклу, это всякий понимает.

— Как сон прошли эти три дня, — говорит теперь мама.

Если говорит моя мама, наверно, оно так и было.

Таинственный разговор

Оксана со своим папой вошли в дом, а я завернул в сад, чтобы спрятать в сокровищнице разные железки, которые мы принесли из кузницы.

Я прошел мимо яблонь, посаженных весною. Вот Оксанина яблоня, вот моя, это папина яблоня, а та мамина. Чья же эта, пятая яблоня?.. А как говорила тогда, весною, мама? Она сказала, что пятая яблоня будет для гостя. У нас теперь есть дорогой гость. Как хорошо! Я сейчас же называю пятую яблоню именем дяди Петра. Всем по яблоньке!..

Когда я сидел у березки и копался в нашей сокровищнице, мне послышался негромкий разговор.

Кто же это разговаривает?

Я поднял голову и посмотрел. Недалеко от меня, с нашей стороны забора, за кустом орешника стояла бабушка, а с той стороны была видна белая борода дедушки Мансура.

— Очень любит он детей, — говорит бабушка. — Сам такой сердечный, и руки у него золотые. Хороший, очень хороший оказался наш новый родственник, радуюсь не нарадуюсь.

29